Через 46 дней, после неимоверно трудного перехода по дрейфующим льдам через многочисленные, до 10-ти метров высотой, торосы, через широкие трещины и многокилометровые полыньи, при 20-30-тиградусном морозе, сильнейшем ветре и нередких снежных буранах, активной подвижке льдов в западном направлении, густых туманах от открытой воды – путешественники-исследователи достигли мыса Колумбия в Канадском арктическом архипелаге и остановились на близлежащем острове Уорд-Хант.

Выйти непосредственно на побережье Гренландии не удалось по объективным причинам – из-за крайне сложной ледовой обстановки в этом районе, связанной с климатическими изменениями, наблюдаемыми в последние годы в Арктике, а также из-за неблагоприятного долгосрочного прогноза канадских и российских метеослужб, полученного со спутников. Вопреки заявлениям скептиков пересечение океана от Северного полюса до канадского побережья по дрейфующим льдам с собачьей упряжкой и традиционными нартами – состоялось! Несмотря на крайне жесткий переход, в том числе встречи с белыми медведями, не потеряно ни одной собаки.

После анализа ситуации, сложившейся в этом секторе Арктики в связи с наступлением летнего сезона, сильным таянием льдов и резким изменением, в силу этого, обстановки на гренландском леднике, было принято решение прервать переход и перенести второй этап экспедиции на следующий год. Старт, соответственно – на о.Уорд-Хант, далее – переход через залив в Гренландию и затем – пересечение ледового субматерика по меридиану. С этой целью в гренландском поселке Тасилак были отобраны и приобретены две упряжки местных собак, способных осуществить такой переход, начата их тренировка. Российские собаки переправлены домой, в том числе участник двух арктических экспедиций Черке – единственная на сегодня в мире собака, прошедшая через Полюс от Сибири до Канады.

Фёдор, очень многим хотелось бы узнать из первых уст о вашем с Виктором Симоновым переходе на собаках через дрейфующие льды Арктики. Экспедиция только что завершилась. С какими мыслями возвращаешься домой?

- 2013 год для меня знаменательный: 25 лет не был на Северном полюсе! Последний раз побывал тут с командой Дмитрия Игоревича Шпаро в 1988г. Прошли тогда от мыса Арктический на острове Северная Земля до полюса и завершили лыжную экспедицию на острове Уорд-Хант в Канадском Арктическом архипелаге.

И вот сейчас, ровно через 25 лет, я вновь решил вернуться сюда, но не на лыжах, а на собачьих упряжках. На этот раз – вдвоём, с Виктором Симоновым из Петрозаводска. За 46 дней мы преодолели путь от полюса до Канады. И каждый из этих дней – сплошные сложности.

Времена сейчас - совсем не для путешествий на собачьих упряжках. Идет глобальное потепление, мороза меньше, воды больше. Открытые полыньи – до горизонта. Трещины, торошение. Думаю, мало кто согласится идти так, как шли мы. Для молодых парней, желающих проверить себя в условиях Арктики, сейчас предпочтительней лыжи и каяки.

Первым к Северному полюсу и затем обратно шел на собачьих упряжках в начале ХХ века американец Роберт Пири. В ХХI веке мы, похоже, последние, кто передвигался здесь таким образом. Для собак нужен простор, а у нас была беспрерывная борьба с трещинами, с водой. Тем не менее, мы счастливы, что прошли путь от полюса до побережья. С Северного полюса мы вышли 6 апреля и 22 мая коснулись земли на мысе Колумбия, откуда стартовали Роберт Пири в 1909г. и Наоми Уэмура в 1978г. Смотрю – Виктор, разведывавший дорогу и шедший впереди, нагнулся за камешками, и я догадался, что он на земле. Это случилось в день Николая Чудотворца. Пока мы шли, я молился, просил Святителя - и именно в этот день мы ступили на мыс Колумбия.

Мы знали, что надвигается ураган. Но нужно было пройти еще 21 км через пролив до острова Уорд-Хант, где могли приземляться самолеты полярной авиации. Шли до победного. Собачки - на пределе, но, почуяв землю, вдохновились. Когда зашли на Уорд-Хант, я увидел знакомую гору и домик-палатку сэра Файнеса – английского путешественника, который в 80-х годах проводил тут исследования – дух перехватило. Все как 25 лет назад, ничего не изменилось! Только тогда мы осознали, что самая сложная часть арктической экспедиции завершена, и почувствовали облегчение: Ледовитый океан нас пропустил. Торосы не затерли, тонкий лед не провалился.

Конечно, он проваливался. Ведь это не шутка: трещины метров по сто, тонкий лед.

Соленый лед эластичный, когда бежишь по нему, он прогибается. Если остановишься, тут же все уйдет под воду – и ты, и нарты, и собачья упряжка. Но, в конце концов, все это нас пропустило. Мы благодарны Господу.

Особые слова признательности – партнерам, спонсорам, близким, всем людям, кто помогал и верил в успех экспедиции. Большинство верили, что дойдем, но были и скептики. Потому что прогноз, который передавали отовсюду – из Мурманска, из Гренландии, из Канады – сообщал, что вокруг много воды, что льдины уносит в Гренландское море, что нас догоняет мощный циклон. Тем не менее, мы вовремя вышли на землю. И тут как задул ветер! Мы целую неделю отсиживались на Уорд-Ханте в пустующем домике ученых. Ветер дул отовсюду, много льда оторвалось от берега.

Когда стихло, пошли на гору, там на вершине стоит бочка с капсулой, в которой хранятся памятные записки побывавших здесь экспедиций. Я нашел нашу старую записку - сохранилась. Мы написали новую и оставили там. Посмотрели – вдали видны торосы и очень много открытой воды, трещин. Опоздай мы всего на несколько часов - дрейфовали бы сейчас в Гренландском море. Тогда точно была бы спасательная операция с вызовом ледокола.

А как показали себя российские собаки?

Первый этап экспедиции завершился успешно. Собаки прошли с нами и протащили груз в 500-700 кг первоначального веса. Им здорово досталось: купались, мы их перекидывали через торосы, они буквально плавали в воде. Их вылавливаешь, и на морозе шерсть тут же покрывается льдинками. Раз они прошли, выдержали, стало быть, собаки хорошие.

Конечно, и они уставали. Но работали ровно, не ленились. Я видел: отдают все силы, как и мы с Виктором. Мы счастливы, что все 12 собак выдержали переход от начала до конца. Никто не поранился, никого не потеряли. Обычно в подобных экспедициях что-то происходит. А здесь все прошло успешно.

Что думаете относительно продолжения маршрута?

Мы не хотим спешки со вторым этапом – пересечением Гренландии. Отсюда на гренландский берег через пролив уже не пройти - он открылся, там ледоход, как на речке. Подняться на ледник если и сможем, то это займет очень много времени. Спуститься на юге с ледника будет еще проблематичней, потому что наступило лето, по времени уже поздновато. Я пересекал Гренландию в 2007 году, знаю, как подниматься на ее купол – Айс Кэп - и как спускаться. Там в это время вода потоками течет, водопады и ледопады.

А на следующий год можно пробежать на собачьих упряжках по нормальному снегу. Если в марте месяце стартовать с Уорд-Ханта и подойти к Гренландии, то, поднявшись на ледник, мы сможем легко преодолевать по 50-70 км в день. Сейчас же – мокрый снег, туманы, я не думаю, что удастся быстро двигаться. Любая пробуксовка для нас – это плохо. Когда читаешь Уэмуру (а он шел летом, и целых три месяца), ясно, что его задержали плохая видимость, пурга, мокрый снег. Мы знаем его историю, и сейчас не хотелось бы ее повторять.

Что в этой экспедиции для тебя было самым главным?

Экспедиция была научно-исследовательская. Наши партнеры, спонсоры предоставили научные программы и приборы. Свое местоположение мы определяли по системе GPS-ГЛОНАСС, для РТИ опробовали новые методики КВ-связи на больших расстояниях. Еще тестировали буи КОСПАС-САРСАТ - приборы, которые выпускают на Ярославском радиозаводе для моряков, полярников, летчиков, военных.

По заданию Современной гуманитарной академии проводились психофизиологические тесты по программе БОСС-Пульс, что всегда – уже традиционно – выполняется в наших экспедициях. Полученные данные будут предоставлены на обработку специалистам СГА.

Сейчас XXI век, может быть, собачьи упряжки уходят в историю, в прошлое. Понятно, если Василий Елагин прошел Арктику на машинах, сделанных специально для этих целей – это современный вид транспорта, и это замечательно. Но все же, я полностью разделяю мысли и чувства датского полярного путешественника Кнудта Расмуссена, который говорил: «Дайте мне холодную зиму и хорошую собачью упряжку, за остальное не беспокойтесь!»

Конечно, мы делаем науку, я напишу книгу, какие-то рисунки, картины. Но, для меня путешествие – это романтика, это приключение.

Я же пять раз ходил по Арктике. Впервые – в команде Дмитрия Игоревича Шпаро на лыжах к Северному полюсу. Второй раз – с Владимиром Чуковым в команде «Арктика» от мыса Шмидта у Северной Земли до полюса, третий раз – с мыса Локоть (Северная Земля) опять до Северного полюса, потом - с командой Шпаро через полюс до Канады (остров Уорд-Хант). И вот сейчас, с Виктором Симоновым и его собаками. И все эти путешествия были, как будто, разные и неповторимые. Арктика никогда не может надоесть. Увидел, и познал Арктику – нет! Она всегда новая, интересная, меняющаяся.

Было бы время жизненное, я бы еще пошел. Но мне сейчас 62 года, есть другие экспедиции. Я с тоской ступил на мыс Колумбия, и подумал, что больше не вернусь на такой маршрут – чтобы пройти по дрейфующим льдам, с друзьями или с другом, как сейчас с Виктором, с собачками или на лыжах – потому, что жизнь быстро течет. Есть другие экспедиции, есть другие планы. Конечно, я не прощаюсь с Арктикой. Я хочу быть в Гренландии, в Канаде, на Аляске, Чукотке. Есть задумки насчет Антарктиды. Но до Северного Полюса по дрейфующим льдам в этом мире пройти уже не смогу.

Тебе не привыкать выживать в самых невероятных условиях. Здесь вы шли по льду и снегу целых полтора месяца. Голодать не пришлось?

Слава Богу, нет. У нас же были запланированы авиаподбросы продовольствия. В основном, это корм для собак. Один такой подброс был осуществлен канадскими летчиками. На бреющем полете с самолета на лед были сброшены заранее подготовленные пластиковые бочки со всем необходимым. Некоторые из них при ударе о торосы раскололись, вытекла часть бензина для заправки примуса, но всё обошлось.

Правда, за переход я похудел, наверное, килограммов на десять-пятнадцать.

Для собак у нас только сухой корм. Добавка – мед, 3-4 чайных ложки, топленое масло, что придает им сил. Вместо воды они грызут лед и глотают снег. Рано утром встаем, часов десять-двенадцать идем, с короткими перекусами на ходу. Приходим на место ночлега, ставим на привязь собак, потом ставим палатку, топим на бензиновой горелке лед, кормим собак, затем едим сами.

А, что, нерпу добыть и попробовать не удалось?

Мы не могли стрелять нерпу, у нас свои продукты, сублимированные. Собак кормить нельзя нерпой, они в экспедиции только на сухом корме, иначе произойдет расстройство желудка, что чревато вынужденной остановкой.

Потом, нерпу не так легко убить – она в воде, и ее оттуда не достанешь. А на льдине нигде близко не видели. Она очень чуткая. И мы же не охотники, мы шли. Не было цели такой - стрелять морских зверей, да и жалко! Нерпы красивые, нерпы добрые!

Гляжу на твое осунувшееся бородатое лицо, и думаю: сколько же сил и здоровья забрала у тебя Арктика! И, тем не менее, что-то она дает? Или только забирает?

Я не знаю, что такое здоровье, что она взяла, а что дала. Может быть, что-то взяла, а что-то и дала. Да, я похудел на пятнадцать килограммов, устал, ребра сломал, мышцу порвал, когда вытягивали нарты и меня зацепило, другие были травмы – но я не считаю, что Арктика забирает. Арктика и дает: много духовного.

Я много молился, чувствовал, что рядом со мной мои святые и я с ним разговариваю. И они мне помогали. И Виктору помогали. Он идет впереди, вижу его спину и прошу Фёдора Стратилата, Фёдора Ушакова и других святых, чтобы они помогли ему пройти и найти для нашей упряжки путь в торосах… Арктика, не знаю, чего больше делает – забирает или дает.

Надо ее любить. А те, кто туда отправляется, ее любит. Морозный воздух, чистый снег… Это большое счастье, когда можно пить чистую холодную воду, растопленную из кристаллов льда. Вода, что покупаем в пластмассовых бутылках – мертвая, а там она – живая.

Что скажешь относительно изменений в климате? Удалось ли что-то заметить, почувствовать?

Я ходил более 25 лет в Арктике, путешествовал и в полярный день, и в полярную ночь. Мое мнение: конечно, сейчас здесь теплее. В 1988 году в это время года мороз был за 40 градусов, сейчас – 30-20. Больших льдин не найти, лед тонкий, воды много. Сейчас в Арктике теплее.

Если больше воды, значит, больше живности, тех же белых медведей. Кстати, вы ведь с ними встречались – как удавалось договориться?

Медведей, действительно, стало больше. Тут и Красная книга играет свою роль, и больше свободной воды стало. Сейчас природу охраняют лучше, чем при СССР. Это касается и других арктических стран – Канады, Америки, Гренландии. Белые медведи – табу. Их стало больше, намного больше, чем 25 лет назад.

Когда медведь подходил к нам, мы отпугивали его звуком и вспышкой ракеты. В этот раз было легче, чем тогда, когда я шел в одиночку. Собаки чувствуют медведя и всегда предупредят. Потом, нас большая группа – медведь сразу, просто так, не нападет, он анализирует степень собственного риска и вероятность удачной охоты. Как правило, он шел рядом.

Расставаться с собаками на целый год не жалко?

Как же не жалко – они мне стали как родные. Всех знаю по именам, а Черке – вообще герой. Это на сегодня единственная в мире собака, прошедшая в упряжке по дрейфующим льдам через всю Арктику, от Сибири до Канады через Северный полюс. Первую часть - несколько лет назад, с Георгием Карпенко, вторую – с нами. Наши северные собаки особые – это романтика, это история.

Я уже говорил, собачьи упряжки уходят в прошлое, но для нас, и для меня лично, этот проект был связан с Наоми Уэмурой, с путешественниками, которые олицетворяют историю мужественного одиночества. Уэмура для меня – герой. И я хотел повторить его замысел, пройти его путем и именно на собачьих упряжках.

Впрочем, как и Георгий Седов, Роберт Пири, Фредерик Кук, Уильям Херберт – эти герои также всегда вдохновляли меня и Виктора Симонова, и мы пошли. И очень рады своему успеху.

Наших собак мы отправили домой самолетом, сейчас они уже отдыхают в питомнике под Петрозаводском.

Что скажешь напоследок?

Мы прошли почти девятьсот километров, а предстоит еще две с половиной тысячи. Нo думаю, эти две с половиной тысячи будут полегче, чем пройденные девятьсот!

Виктор, расскажите о себе: какое у Вас образование, какими судьбами оказались в Арктике.

Я географ по образованию, окончил Карельский педагогический вуз, у меня пятнадцать лет педагогического стажа. Начинал с работы в школе, потом перешёл в вуз - позвал ректор. Больше десяти лет там проработал, до 2008 года.

В Арктике бывал давно и много: серьёзно занимался спортивным туризмом, практически всю жизнь. Бывал и на севере Якутии, и на севере Чукотки, и в районе полярного Урала, севернее Воркуты. Это были спортивные походы, не любительские, походы высшей квалификации – «пятёрки», «шестёрки». Это был именно спорт, тяжёлый и очень сложный, где нужно было проходить большое количество километров или перевалы, каньоны и так далее. А в 2000 году я познакомился с Дмитрием Игоревичем и Матвеем Шпаро, и они меня пригласили в лагерь «Большое приключение» в Карелии. Первые два года я был инструктором, а в 2002-м стал сначала заместителем начальника лагеря, а потом начальником. На Северном полюсе впервые оказался в 2007 году – также со Шпаро.

К тому времени у меня за плечами уже была большая экспедиция на собачьих упряжках в 2003 году. Мы прошли с немецким профессором Герхардом Хампелем две тысячи километров по северу Якутии, вдвоём на двух упряжках. Шли больше месяца, это был март. Мы стартовали в Тикси, сначала шли по льду, потом по реке Яне вверх, перевалили Верхоянский хребет, и - в Якутск по Лене. Было очень холодно, особенно сначала. Морозы были -40, и Герхард в первый же день сильно обморозился. Он ожидал, что будут шестидесятиградусные морозы, но ему хватило сорока. Герхард привёз с собой двадцать три собаки. И с собаками мне настолько понравилось, что я решил сначала, что нужно завести собак в лагере «Большое приключение», убедил Матвея. А потом, уже дома в Первозаводске завел своих, открыл питомник. Позже появился «Скифы-тур» и стал организовывать поездки по Карелии на собачьих упряжках.

О нынешней экспедиции в одном из своих интервью Вы сказали: «Я думал, будет легче». Что пошло не так?

Я не предполагал такого количества торосов, когда в принципе не знаешь, куда идти: вокруг месиво изо льда. И начинаешь метр за метром в буквальном смысле продираться. Обычно я шел разведывать дорогу, а Федор оставался с собаками.

Мы прошли самый тяжёлый отрезок маршрута – то есть путь по дрейфующему льду. Фёдор тоже признавался, что у него такой тяжёлой экспедиции не было никогда. Он, как и я, считает, что путешествие по арктическому льду – это самый опасный и самый тяжёлый вид путешествий. Досталось там всем - и нам, и собакам.

Если бы Вы шли на лыжах, было бы легче?

Конечно: мы были привязаны к собачьей упряжке, к саням, не могли быть таким мобильным, как лыжники.

Дрейф вам мешал или помогал?

Нет, его практически не было. Может, полкилометра в сутки - это вообще не дрейф. Сначала он и встречный был, и попутный, в районе Северного полюса он кружится. Но в основном дрейф был боковой. А потом, ближе к земле, где лёд упирается в землю, его практически совсем не было.

Много разводий встретили в районе Полюса?

В этом году их было много. Разводий, трещин и открытой воды много. Дальше были большие полыньи – километровые, здоровенные. На снимках они видны, я сейчас смотрю и удивляюсь: как мы там прошли?

Мы брали с собой гидрокостюм. Но потом его просто выбросили, когда поняли, что использовать его нереально, потому что у нас были сани - тяжёлые сани, которые весили 500 кг. Костюм для нас оказался бесполезным.

Cлышал, что сани у вас особенные, и сделаны они были на основе саней аборигенов.

Да, гренландских, чукотских аборигенов. Но гренландские сани очень слабые, они рассчитаны на ровный лёд, на них по гренландскому щиту катаются, им там негде сломаться - нет торосов. У них используется сплошная цельная дубовая древесина на полозьях. И она, конечно, стирается, колется и ломается. Поэтому мы их сани усовершенствовали. Во-первых, сделали их из фанеры, из трёх слоёв, чтобы увеличить немного толщину. В их санях есть болты, а в наших болтов нет вообще: весь крепёж на верёвках. Связываются они очень жёстко, но, с другой стороны, есть место для манёвра, амортизация. Болт может сломаться, и, если это произойдёт, то починить его уже нельзя будет, вытащить невозможно. Мы же брали с собой верёвки в расчете на то, что, если верёвка в санях протрётся или порвётся, мы её просто заменим. Но ничего не порвалось. Дно мы собирали из поперечных кусков фанеры, чтобы облегчить конструкцию. Потому что, если мы положим сплошной лист, сани сразу станут тяжелее. Раньше на сани намораживали лёд: в начале зимы полозья поливали водой, и они становились ледяными. А сейчас так не делают, потому что температура - то плюс, то минус, и лед не будет держаться.

Полозья тоже сделаны из фанеры?

Всё из фанеры, это бакелитовая фанера, она очень прочная и крепкая, не впитывает влагу. На полозьях три слоя фанеры и окантовка пластиком. В пустом виде сани весят 80 кг. С нагрузкой - до 600 кг. Когда мы выходили, было 550 кг, а через час мы плюхнулись в воду и стало за 600, потому что сдвинуть их я уже не мог, как собаки сдвигали - я поражаюсь.

Из чего в основном состоял груз?

Основная часть груза – это, конечно, корм для собак, «Роял Канин», самый хороший, самый калорийный, очень высокого качества. Плюс к рациону каждой собаки мы отдельно добавляли топлёное масло и мёд.

Насколько ваши сани облегчились за сорок шесть дней?

Они облегчались оба раза на две трети, потом у нас был подброс – и они опять загружались. В среднем мы каждый день облегчались на восемь килограмм: наше питание, корм для собак и топливо. Килограмм топлива, килограмм нашей еды и шесть килограмм корма для собак. Корма мы брали на двадцать пять дней - и первый, и второй раз. В последние дни очень легко было идти, потому что сани уже были достаточно лёгкие. Мы выбросили всё, что можно было выбросить: верёвка у нас была, костюм, и когда мы поняли, что тяжело идти, мы от этого избавились.

Когда для вас делали подброс провианта, самолёт садился на лёд?

Нет, сбрасывал с воздуха. Обидно, что мы много времени потратили, готовясь к посадке самолета. А погода была замечательная, солнышко. Но мы остановились возле ровной льдины, ждали и практически потеряли день. А самолет не сел. На следующий день, когда мы уже приняли этот груз и пошли дальше, погода была отвратительная, белая мгла. Дальше началось торошение, трещины, снег, мы увязли и шли очень тяжело.

Как себя чувствовали Ваши собаки?

Они вернулись более здоровыми, чем уходили (смеётся). Потеряли 30% своего веса. Но это нормально - сбросили лишний вес.

Сколько лет Вашему герою Черке? Его можно еще брать в экспедицию?

Ему 8 лет. Конечно, можно! Он здоровый, и в следующую экспедицию пойдёт обязательно.

Как вы сушились, когда собаки или вы сами проваливались в открытую воду?

Собаку отряхнули - у неё до кожи вода сразу не доходит, хороший подшёрсток - и все. Единственное, что еще мы делали – давали немного больше корма тем собакам, которые проваливались, чтобы они согревались. Когда Фёдор провалился, он просто переоделся и мы пошли дальше, а промокшую одежду выбросили, ее невозможно было высушить. Но у него был запас одежды, а когда я провалился, то просто шел дальше и сушил все на себе.

Как вы общаетесь с собаками? Есть какой-то международный собачий язык?

Да. Везде одно и то же: «Але» (вперёд) и «Стоп». Но собака не понимает слов, собака понимает интонации. У неё очень хороший слух, поэтому она считывает интонации и так понимает, что человек хочет сказать.

Почему в Гренландию так сложно завезти собак?

Там есть карантин определённый. И они не хотят смешивать кровь, скрещивать своих собак с другими, чтобы сохранить чистоту породы. Поэтому туда кобелей не пускают.

Это правда, что там собак кормят не каждый день?

Да, раз в три дня – летом. Это охотники, у них зимой промысел есть - и они собак кормят, а летом промысла нет - они не кормят.

В Гренландии у вас будет две упряжки?

Да, потому что не надо будет идти впереди на лыжах. В этом году мы шли так: первый идёт и выбирает путь. Пройдёшь метров 500 и упираешься в торосы или в открытую воду. И начинаешь искать – вправо, влево, дороги не видно - забираешься на торосы. Множество раз мы забирались на торосы, старались выбирать самые высокие. Поднимешься, посмотришь, выберешь направление… И все это время упряжка стоит на месте. А если бы было две упряжки – что делать со второй? В Гренландии саней будет двое, и будет легче.

Единственной проблемой будет подняться на щит. Его высота в среднем две тысячи метров, до трех тысяч. Подъем на него достаточно крутой. Там есть трещины, которые завалены снегом. По ним достаточно сложно идти.

Расскажите, какой у вас был распорядок дня.

Утром мы вставали в семь или восемь часов, завтракали, собирались, в десять часов мы выходили. Мы шли час двадцать минут, потом десять-пятнадцать минут отдыха, потом - опять переход час двадцать. И таких переходов у нас было сначала шесть, потом семь, потом восемь за день. Специального перерыва на обед не было. Мы сразу после завтрака раскладывали по карманам перекусы и брали с собой термосы. Пили просто воду, тёплую или горячую воду. После первого перехода не пили, начинали пить только со второго привала. Рабочий день был примерно десять часов. В семь вечера мы вставали, ставили палатку. Всё было доведено до автоматизма: сначала, когда приходили, ставили stake out (Прим. ред. – отметка границы вехами), то есть натягивали цепь, ставили собак на stake out, потом вместе ставили палатку. Дальше Фёдор начинал палатку обкапывать снегом, расстилать коврики, устраивать быт вокруг палатки, а я в это время кормил собак. Покормив собак, залезал в палатку и разжигал примус, потом Фёдор заканчивал - и всё, мы забирались в палатку. Отбой примерно в девять – полдесятого.

Из чего состояли завтрак и ужин?

Завтрак состоял обычно из творога, овсяной каши, иногда был омлет. Мы брали с собой норвежское питание: всё сухое, хлопья, творог сублимированный, супы сублимированные. Питались хорошо. Но мы ничего не варили, достаточно было нагреть воды. Для этого у нас был топливо: бензин специальный, чистый. На нем мы только готовили. Палатку воообще не обогревали. Тепло было только тогда, когда готовили еду. Потому что иначе скапливается влага - конденсат, он капает, потом каждый день пришлось бы чистить.

А вечером у нас был алкоголь, пока он не закончился. Было коньяка немножко, немножко Drambuje - и мы по рюмочке или две (у нас были две рюмки стеклянные) выпивали, пока у нас грелась вода и всё готовилось. Ужинали по-разному: были и борщ, и щи, и рассольник, и гороховый суп, были макароны. Иногда хватало одного блюда, например, щей, но в те же щи мы клали большое количество сублимированного мяса - говядины или свинины. Еды было достаточно, потому что я сам делал раскладку. Были колбасы, бекон. Бекон мы ели на ужин, а колбаски брали с собой для перекусов. Углеводов было много: шоколад, мёд.

Кто готовил завтрак по утрам?

Я. Просыпался, разжигал примус, ставил растапливать снег. Фёдор в это время еще спал. Он говорил: «Самое благостное время, когда дежурный встаёт, а я ещё могу полежать». А я был вечный дежурный, причём я никогда не ставил будильник, просыпался всегда сам. Только один раз проспал на 40 минут. А обычно просыпался за пять минут до подъема - ещё немного поваляюсь и встаю.

Как вы заряжали батареи?

У нас были солнечные батареи, но с помощью них мы заряжали только телефон. GPS-навигатор у нас был на батарейках.

Почему у вас мало фотографии из экспедиции?

Камера на второй день замёрзла. Резервной камеры не было, к сожалению.

Расскажите про то, как зa вами увязался медведь.

Мы вышли к очень большой полынье, может, не километровой, но большущей. Причём, это был восемьдесят седьмой градус, то есть ещё достаточно близко к полюсу. Сначала мы увидели свежие медвежьи следы, мы их пересекли - он шёл перпендикулярно нам, от полыньи. Мы изучили следы: это были совершенно свежие следы большого медведя. Потом мы прошли еще час или два, скорее, час, и просто сидели и пили чай на привале.

А остальные собаки не почуяли его?

Он подошёл с подветренной стороны, и его вообще невозможно было определить по запаху. А она… почувствовала что-то, но не запах. Если бы почуяла запах, она бы залаяла. Просто почему-то отреагировала… А у нас ружьё в санях - мы не ожидали, восемьдесят седьмой градус. Мы думали, потом, ближе к земле они будут встречаться. Правда, были с собой ракетницы, и мы его от себя отогнали ракетницей. Он ушёл за торосы. Мы думаем: «ладно» и пошли дальше. Ружьё мы, естественно, вытащили из саней. Прошел примерно час, и я забрался на торос посмотреть вокруг. Впереди, там, куда мы шли, началось торошение, и тут я вижу - он по нашим следам идёт. А дальше он все время был рядом: сначала отошёл подальше, потом шёл метрах в двадцати-тридцати от нас, то ближе, то дальше. Мы «пульнём» в его сторону ракетницей - он отойдёт. В эту ночёвку мы собаками окружили палатку. И, конечно, по первому «гавку» сразу вскакивали, и ружьё у нас с тех пор лежало всегда рядом. Но медведей мы больше не встречали.

Экипировка вас не подводила?

У нас была хорошая экипировка, хорошая обувь – ботинки «Baffin». Фёдор был в восторге. Он был вообще от всего в восторге, потому что в Арктику ходил пятнадцать лет назад. А когда поднимаешься в горы или идешь на яхте, снаряжение используется совершенно другое. Так вот, он был в восторге от современной полярной одежды, от обуви, от питания, от палатки, от спальников - от всего. Говорил: «В первый раз в полярном путешествии у меня ноги не мёрзнут. Как такое может быть?»

Что Вы почувствовали, когда после 46-дневного перехода по льдам увидели землю?

Землю мы увидели за 113 километров. И - обнялись.

Вы вместе с Федором тренировались заранее?

Я тренировался у себя дома, он - у себя. Мы планировали тренироваться вместе, но он просто не смог приехать.

Бывали у вас в походе разногласия и на почве чего?

Нет. Хотя в принципе на фоне усталости бывали моменты раздражения, например, при выборе маршрута. Но проходило буквально пятнадцать минут, и я или он подходили и говорили: «А, забудь, ерунда всё это». И это действительно была ерунда. Потом мы приспособились и, когда проходили, например, трещину, он доходил с собаками до нее, и, так как опыта управления такими большими санями у него меньше, на санях проезжал я, а он шёл впереди: брал собак, чтоб помогать ими управлять.

А какой у него был опыт с собаками до этого?

У него, конечно, немножко другой опыт. Он путешествовал по Гренландии, участвовал в гонке на Аляске – Iditarod («Айдитарод»). Но гонка – это, конечно, совсем не то, что идти через торосы.

У вас еще будут совместные проекты?

Я сейчас собираюсь на Чукотку, где мы будем договариваться о следующей экспедиции с Уорт–Ханта по северному побережью Канады, по Аляске и через Берингов пролив на Чукотку. Через год, в 2015 году у нас планируется такая экспедиция. Для нее нужно два года, потому что там километров очень много, за два сезона пройдем.